Часы показывали 02.17

Майк сидел в постели. Зуд в руке сводил его с ума. Он побежал в ванную и принялся рыться в шкафчиках, надеясь отыскать тот розовый лосьон, которым матери смазывали их с Мэттом сыпь во время ветрянки. Флакона нигде не было. Все, что он нашел – это витамины одной из мам. Для повышения тонуса. Выйдя из ванной, он направился туда, где его никто не услышит – в подвал. Там включил свой любимый фильм – «Мстители». Лишь бы отвлечься от этого зуда. Фильм был интересный, и зуд почти прошел, но тут произошло нечто неожиданное. Тор остановился посреди фильма и заговорил с Майком. Они проболтали всю ночь. Тор оказался очень классным. Он сказал, что Брэйди Коллинз опасен, а Дженни Херцог вот-вот совершит ужасный поступок. Тор велел ему защищать Тормоза Эда и Мэтта. Но особенно Кристофера. Потому что Майк сильный. А кроме того, война близко. И на этот раз хорошие парни должны победить. Иначе мир захватят плохие. Майк проснулся на диване. То ли все это было во сне, то ли наяву.

Часы показывали 02.17

Миз Ласко сидела в баре в Маунт-Лебаноне близ Питтсбурга. Бар закрывался ровно в два часа ночи, но миз Ласко хорошо знала хозяина и попросила разрешения задержаться. Идти домой она просто не могла. Почесывая руку, в какой-то момент она подумала, что напоминает свою собственную мать, какой та была, когда они еще жили в городе. Мама вечно чесалась, если не принимала лекарство. Про себя миз Ласко называла его «мамино средство от зуда». Стоило маме вколоть его себе в руку, как зуд тут же проходил. Много лет миз Ласко об этом не вспоминала. Сейчас она смотрела перед собой – на батарею пустых стаканов и бутылок. Емкостей оказалось семнадцать; такое количество обычно означало, что она в полной отключке поедет домой на такси. Но сегодня ночью выпитое будто не чувствовалось. Бутылка за бутылкой. Шот за шотом. Напиться не получалось. Она все чесалась и чесалась. Размышляла и размышляла. А вдруг она утратила способность пьянеть? Господи. Почему сегодня не получается? Перебрав в уме события дня, она вспомнила Кристофера. Понятно, что это безумие. Не может такого быть, чтобы маленький мальчик одним касанием лишил способности пьянеть. Но мысль эта все не уходила, как и зуд в руке. Нужно было найти свое «средство от зуда». И напиться, пока трезвость не свела ее с ума.

Часы показывали 02.17

Миссис Хендерсон сидела на кухне. На своей сверкающей кухне. Кухне мечты. На ее обустройство ушли годы. Миссис Хендерсон искала подходящие безделушки. Предметы антиквариата. Особого богатства у нее не было, но хороший вкус никогда ей не изменял. На протяжении десятилетий она каждое воскресенье отправлялась по дворовым распродажам и блошиным рынкам, выискивая настоящие сокровища за десять долларов, которые на «Кристис» ушли бы за тысячи. Мало-помалу она создала для них с мужем идеальный дом. Это стало делом ее жизни. Днем она прививала детям любовь к чтению. А вечером обставляла идеальный дом для мужа. Но теперь муж появлялся дома нечасто. Вот, пожалуйста: третий час ночи, а он неизвестно где. Миссис Хендерсон сидела на кухне, сверля взглядом входную дверь. Затем переместила внимание на антикварную табличку добро пожаловать и великолепные занавески на латунном карнизе. Смотрела, чесалась и вспоминала, как на колесе обозрения в «Кеннивуде» приняла предложение выйти замуж. В то время мистер Хендерсон не выпускал ее из объятий. Сделай он предложение на заднем сиденье автомобиля, она бы ответила «нет», хотя все существо ее кричало бы «да». Потому что она не такая. На «таких» не женятся, говорила ей мама. Но от его поцелуев у нее зудела кожа. Просто горела. Прямо как сейчас. Как и в первый год работы в начальной школе города Милл-Гроув. Она никогда не забудет того мальчика. Маленького, испуганного. А ведь какой был умница. Как она переживала, когда он пропал. А к чему он ей вспомнился? Непонятно. Но от этой мысли зуд в руке прекратился. Развеялись и мысли о том, почему муж больше к ней не прикасается. Вспомнилось, что работает она последний год. Потом уйдет на пенсию и будет счастливо жить с мужем. Да. В конце концов он все-таки войдет в эту дверь. В конце концов он проголодается и соскучится по этой уютной кухне.

Часы показывали 02.37.

Мэри Кэтрин лежала одна в своей комнате. Она не спала уже двадцать минут. Проснулась от зуда в правом предплечье. Лосьон не помогал. Она выпила стакан воды, потому что иногда зуд является симптомом обезвоживания. Но все впустую. Зуд не проходил.

И что самое странное – ей это нравилось.

Кожа теплая. Мягкая и гладкая, как шелковые простыни. И зуд на ней ощущался приятно. Немного покалывал, как однажды Даг, который, забыв побриться, целовал ее в щеку. Было чуть болезненно, но ей понравилось и даже захотелось, чтобы Даг отрастил бороду. Как-то раз он попробовал – для постановки «Скрипача на крыше»[55]. И все мальчики, задействованные в пьесе, тоже. Результаты оказались разной степени трагичности. Почему мальчишки вечно мальчишки? – думалось ей.

Почему они не спешат стать мужчинами?

Лежа на кровати в своей хлопковой сорочке, Мэри Кэтрин обводила глазами спальню. На улице задувал ветер. Чуть сильнее обычного. Мэри Кэтрин представила, как этот ветер проникает в комнату и раздувает зуд по всему ее телу. Как зуд стекает по предплечью к запястью, к пальцам.

К пяти изящным пальцам правой руки.

Мэри Кэтрин подняла руку и стала перемещать зуд. По сантиметру. Начала с предплечья, затем дотронулась зудящими пальцами до плеча, шеи, рта. Остановилась. Поводила пальцами по губам. После блуждания на холоде в Лесу Миссии губы у нее обветрились и потрескались. С каждым прикосновением зуд становился мягче и теплее и в то же время нестерпимей. Примерно так должно ощущаться и прикосновение бороды. Настоящей бороды настоящего мужчины. Мужчины вроде шерифа, который солгал ради нее в тот вечер, когда она нашла Кристофера. Мэри Кэтрин высунула кончик языка и лизнула подушечки пальцев. Медленно погрузила один палец в рот. Глубже и глубже, потом добавила еще один и еще. Представила, как шериф ее целует. Представила, как сама берет его в…

СТОП.

Мэри Кэтрин села на кровати. Зуд на коже превратился в жжение. Что она творит, черт возьми? Так нельзя. Размышлять в таком ключе о Даге и то грешно, потому что они не женаты. Но о шерифе? Мерзко. Мэри Кэтрин никогда не занималась сексом. Никогда не мастурбировала, потому что знала, что это приведет к постыдным мыслям. Она усвоила правило… Подумать – все равно что сделать. Так ее десять лет учила миссис Рэдклифф в Общинном католическом центре.

ПОДУМАТЬ – ВСЕ РАВНО ЧТО СДЕЛАТЬ.

Мэри Кэтрин опустилась на колени у изножья кровати и начала молиться об избавлении от грешных мыслей. Она стояла на коленях перед Господом. Он говорил ее устами. Но зуд только усиливался. Она чувствовала его под сорочкой. С пальцев зуд перетекал на грудь. Границей служил лишь тонкий слой ткани. Дотрагиваться до сорочки не грешно. Так ведь? Это просто хлопковая материя. Это же не тело. Значит, все нормально. Это не грех. Она поднялась с коленей, провела рукой по ткани сорочки. И совершенно случайно задела грудь. Грубой хлопковой тканью. Как бородой. Как щетиной шерифа, когда он поднял ее на руки, положил на кровать и…